Немцы уже стояли на коленях, Япония угасала, и на послевоенный мир тенью ложился страх. Не потому, что так много требовалось сделать, а потому что открывалось слишком много путей для дальнейшего развития. Это был не ящик Пандоры, это была удочка счастья.
Гораздо труднее технических были общественные проблемы, ибо отношения между людьми не изменились: ведь люди меняются не так быстро, как творения их рук. Можно запланировать цыпленка в горшочке для каждого, но конверсия целой общественной системы — совершенно иное дело.
Непохоже было, чтобы многое изменилось.
Он даже узнавал некоторые места. Появились новые здания, хотя и немного; машины имели другую форму: они лишились обтекаемых линий и стали приятнее для глаз. Вдоль тротуаров двигались автобусы без водителей, они то и дело останавливались. Уличные фонари светили как-то странно, в витринах магазинов были выставлены одежда, спортивные товары, алкоголь, игрушки, но ничего принципиально нового.
Однако из-за этих мелких деталей Теннинг чувствовал себя чужим. Он не был здесь дома. При этом он знал, что где-то существует другой Дейв Теннинг, вытеснивший его, и это сознание отчасти стирало ощущение собственного «я».
На мгновение его охватило совершенно абсурдное ощущение вины, словно, убегая из Замка Иф, он помешал правильной реализации плана. «Ты чужой, — говорили люди, проходившие мимо и не удостаивающие его даже взгляда. — Ты — чужой».
«И вовсе нет, — возражал он. — Я жил в этом городе восемь лет, и люди читали в газете мою колонку. Что с того, что я не писал как Уинчелл, Пил или Дэн Уолкер? Я никогда не стремился ни к чему большему, чем место второразрядного фельетониста. Меня читали за завтраком, за кофе, и люди веселились при виде грязи, которую я разгребал.
Я Дейв Теннинг. Много лет, а может, столетий я просидел в небольшой уютной тюрьме с божественной библиотекой и кошкой по имени Шан. Не знаю, куда я теперь иду, но мне нужны какие-нибудь зацепки. Например, дата».
В киоске лежали нормальные газеты, а еще — небольшие толстые кружки из пластика или лакированного картона. Теннинг остановился, чтобы посмотреть. Вот и дата…
Децем фиш 7. Ну и что с того?
— Газету, сэр? — спросил киоскер. — Бумажную или рото?
— Скажите, что у нас сегодня? — пробормотал Теннинг.
— Децем.
Он хотел задать еще один вопрос, но передумал; просто повернулся и ушел, ломая голову над тем, что может означать эта семерка. Седьмой год? Наверняка не от Рождества Христова. Тогда от чего же?
В таких вот мелочах будет труднее всего разобраться. Люди не меняются, а просто стареют, зато моды, приборы и всякие бытовые мелочи меняются быстро и порой до неузнаваемости. А он все еще не знал, какой сейчас год.
Ну и черт с ним. Он стоял на Гарднер-стрит и по крайней мере знал, как дойти до здания «Стара». Теннинг прыгнул в один из автоматических автобусов, когда тот остановился. Ему захотелось закурить. Впервые со времени бегства у него выдалась свободная минута, но нервы его не отдыхали.
Никто из пассажиров автобуса не курил. Он вспомнил, что до сих пор не видел ни одного курящего.
Здание «Стара» стояло на прежнем месте, большое, старое и, что самое удивительное, темное. С крыши исчезла неоновая надпись. Теннинг поднялся по ступеням и постучал в дверь. Она была закрыта, и он несколько минут нерешительно топтался перед ней.
Сейчас он по-настоящему боялся. Преследуемый лис прячется под землю, но если он застанет свою нору заваленной, его дело плохо. Теннинг автоматически начал рыться в карманах. Все были пусты.
Крепко сложенный мужчина, шагавший по улице, остановился и поднял голову, чтобы взглянуть на него. Под нависшими бровями сверкнули глаза.
— Это здание закрывается в тилте, — сообщил он Теннингу.
Тот оглянулся на закрытую дверь.
— Во сколько?
— В тилте.
— В самом деле?
— Это государственное учреждение, — сказал мужчина, пожимая плечами, — и открыто только в рабочее время. Нечего колотить в дверь. Во всяком случае не в фент утра.
Теннинг спустился по лестнице.
— Я думал, это здание «Стара».
— Нет, — сообщил ему уверенный, спокойный голос. — Уже нет. Но мы ждали тебя здесь.
Натянутые нервы Теннинга не выдержали. Он ударил мужчину в челюсть, затем дополнил первый удар еще несколькими. Он колотил наугад, охваченный паникой.
Только громкие крики заставили его понять, что его противник лежит на земле, а к нему бегут какие-то люди.
Он знал здесь каждую улицу и переулок, поэтому легко ушел от них. Это несколько утешило его. Преследователи были обычными прохожими. Будь это люди из Замка Иф, оторваться от них было бы куда труднее.
Итак, они шли по его следам. Отлично. Он мечтал о пистолете, мечтал о большой палке, утыканной шипами, или о ядовитом газе, мечтал о бомбах и огнеметах. Но больше всего он мечтал об укрытии.
Полагаться на знание города было опасно. Имелись отличия в деталях и это могло подвести его. Его могла погубить излишняя уверенность в себе. Например, переулок, по которому он шел, выглядел совершенно как знакомая ему Поплар Уэй, но тротуар вполне мог вдруг взлететь вверх, унося его вместе с собой обратно в Иф.
Дойдя до Трущоб, Of! не заметил, чтобы они сильно изменились. Зато изменились люди. Он не знал никого из них. Возможно, в новой общественной системе на дно скатились совсем другие люди. Но сильно ли изменилась общественная система?
Наткнувшись на пивную в сквере, он вошел за барьер, обращая внимание на детали. Клиенты расплачивались за напитки какими-то жетонами. У столика, что стоял под деревцем в кадке, сидела одинокая девушка, в руке у нее был высокий бокал.
Они переглянулись. При виде приближающегося официанта Теннинг поспешно встал и вошел в телефонную будку. В ней обнаружилось несколько устройств неизвестного назначения, но телефонной книги не было. Выйдя из будки, он остановился, не зная, что делать дальше.
Наконец, он подошел к девушке. Она тоже производила впечатление потерянной.
— Простите, — начал Теннинг, — можно подсесть к вам?
— Ничего… не сходится, — пробормотала она. — Никак не могу понять. Ты не тот человек, черт побери.
Она была изрядно пьяна, но держалась хорошо и красота ее от этого не страдала.
— Садись, — буркнула она наконец. — Тоже потерялся?
— Да. Потерялся и сломался. Мне нужно пять центов, чтобы позвонить.
Голубые глаза девушки расширились, и она неприятно рассмеялась. Потом подозвала официанта.
— Два виски.
Теннинг ждал. Напиток был неплох на вкус, но чего-то в нем не — хватало.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});